Оправдание после отмены приговора в кассации. Защита доказала непричастность обвиняемого к преступлению
- Какие доказательства легли в основу обвинительного приговора
- На какие грубые ошибки в экспертном заключении указала защита
- По каким основаниям кассационная инстанция направила дело на новое рассмотрение
Уголовное дело в отношении Дмитрия Калантаева1 поступило в суд спустя 11 лет после возбуждения. Прокуратура передавала дело из одного отдела СКР в другой, так как в нем явно не хватало доказательств даже самого события преступления. На это, в частности, указывали неоднократные отказы самих прокуроров направить дело в суд.
В 2017 году Савеловский районный суд г. Москвы постановил обвинительный приговор. Обвиняемого в особо тяжком преступлении, которому следователь избрал всего лишь подписку о невыезде, суд приговорил к 10 годам лишения свободы, как просил прокурор, и взял под стражу в зале суда. Только через год защита смогла добиться оправдательного приговора по делу. Это удалось сделать в кассации, которая переоценила доказательства.
Обстоятельства дела
В декабре 2006 года в своей квартире умер крупный бизнесмен Владимир Мошкин. Обстоятельства дела указывали на то, что в первой половине дня изрядно подвыпившего (4,6% спирта в крови) бизнесмена, как это часто бывало, привел домой его водитель — Дмитрий Калантаев. По версии следствия, якобы внезапно между водителем и его хозяином возникла ссора, в результате которой Калантаев несколько раз ударил Мошкина о пол, стены или какие-то еще поверхности. От ударов Мошкин получил травмы головы и скончался от кровоизлияния в мозг.
По версии Калантаева, все было иначе. Он проводил Мошкина в спальню, сам ушел в другую комнату, помог няне одеть малолетнего сына Мошкина. Потом они услышали какой-то шум, похожий на грохот от падения предмета в спальне. Няня ушла с ребенком на улицу, а он заглянул в спальню и увидел, что Мошкин лежит на полу головой к кровати и храпит. Калантаев решил, что хозяин уснул, подложил под его голову подушку. Через какое-то время он снова заглянул в комнату к бизнесмену и увидел, что его лицо посинело. Он стал делать ему непрямой массаж сердца, а потом попытался вызвать скорую, но не дозвонился. Калантаев позвонил супруге Мошкина, которая сразу направилась домой. Жена позвонила матери Мошкина и попросила ее вызвать скорую. Мать Мошкина сообщила обо всем своему супругу, и он уже попросил своего секретаря вызвать скорую, что та и сделала.
Первой в квартиру приехала супруга и увидела, что муж лежит на полу в спальне в трусах и носках. Калантаев и супруга продолжили приводить Мошкина в чувство, но ничего сделать не смогли. Позже на допросах няня сына умершего подтвердила версию Калантаева.
Версия защиты: борьба за наследство
На взгляд защитников Дмитрия Калантаева, было две причины того, что несчастный случай с бизнесменом привел к уголовному преследованию его водителя. Во-первых, сильная неприязнь матери и отца умершего к его жене. Мать бизнесмена потратила более 12 лет и колоссальные ресурсы, чтобы добиться наказания для, как ей казалось, убийцы своего сына. Она убедила себя, что Калантаев убил ее сына по указанию жены. Во-вторых, напор матери поддерживали люди, которые не хотели, чтобы бизнес Мошкина перешел к его вдове. Полагали, что водитель (Калантаев) под угрозой тюремного срока признается в том, что действовал по заказу жены бизнесмена. Следствие было вынуждено проверять массу высказанных версий — от удушения подушкой до неизвестного соучастника.
За годы расследования следствие не добыло никаких данных, которые даже косвенно могли бы указать на вдову предпринимателя как на заинтересованное в его смерти лицо. Следствие признало ее потерпевшей по делу. Усилия матери умершего — также потерпевшей по делу — привели к тому, что дело ходило по кругу много лет. Его много раз приостанавливали в связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого.
Затем следствие предъявило обвинение Каланатаеву по ч. 4. ст. 111 УК — умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего. Однако и после этого дело прекращалось более 10 раз. В разные годы позиция прокуратуры изменялась на противоположную. Например, прокуратура, много лет не соглашавшаяся с прекращением дела, вдруг отказалась утвердить первое обвинительное заключение. Следователь обжаловал отказ прокурору г. Москвы, а получив отказ — Генеральному прокурору РФ. Генеральный прокурор РФ и прокурор столицы указали в своих постановлениях, что «проведенными комиссионными комплексными судебно-медицинскими экспертизами разногласия относительно механизма образования черепно-мозговой травмы не устранены». Более того, «при осмотре места происшествия каких-либо следов борьбы, предметов, используемых в качестве орудия преступления, не установлено, обстановка в квартире не нарушена, на теле, руках и одежде обвиняемого следов борьбы не обнаружено». Наконец, прокуроры отметили, что выводы следствия о внезапно возникшей у Калантаева личной неприязни к Мошкину как о мотиве совершения преступления опровергаются материалами дела.
Позиция и доказательства обвинения
Трудно понять, почему прокуратура со второго захода согласились со следствием при практически одинаковом объеме доказательной базы.
В мае 2017 года уголовное дело в отношении Дмитрия Калантаева поступило в суд. Через три месяца, в середине августа 2017 года, суд вынес ему обвинительный приговор.
Приговор, который суд составил более чем на 85 листах, дает понять, насколько объемным было расследование, как, впрочем, и само судебное разбирательство. Было допрошено несколько десятков свидетелей, привлечено более 30 судебно-медицинских экспертов. Поскольку никаких прямых доказательств совершения преступления Калантаевым не имелось, то суд положил в основу приговора совокупность косвенных.
Главными доказательствами стали заключения многочисленных судебно-медицинских экспертиз. При этом не во всех из них эксперты утверждали, что Мошкин умер от травм, которые причинены ему ударами. Они не исключали, что он получил травмы в результате падения с высоты собственного роста или умер от критического обострения заболевания на фоне тяжелой степени опьянения. Позже защита обратит внимание вышестоящей инстанции на нестыковки в мотивировочной части приговора.
Суд посчитал, что данные СМЭ обвинительного характера подтверждаются результатами следственных экспериментов со статистом и манекеном на месте происшествия, поэтому отверг версию Калантаева о том, что Мошкин упал сам. Суд не смутил аргумент защиты о том, что статист и манекен существенно отличаются от параметров умершего.
Ряд выводов суда вообще было трудно объяснить. Так, суд счел верными выводы части экспертов о том, что Калантаев придал телу Мошкину ускорение, ударив его не менее двух раз теменной и лобно-теменной областями головы слева о неустановленный следствием предмет, обладающий широкой контактной поверхностью. Затем суд указал, что те же эксперты были правы, когда заключили, что Каланатев нанес «не менее одиннадцати ударов в область туловища Мошкина» неустановленным предметом с ограниченной контактной поверхностью. Напомним, что, по словам Калантаева, он делал Мошкину непрямой массаж сердца, который при отсутствии навыков часто приводит к синякам на теле и переломам ребер пострадавшего.
Суд также обосновал приговор посткриминальным поведением Калантаева, который, по его мнению, уклонился от вызова скорой.
ИЗ ОБВИНИТЕЛЬНОГО ПРИГОВОРА. «…По делу были проведены многочисленные экспертизы, согласно выводам экспертов установлено, что закрытая черепно-мозговая травма, повлекшая смерть Мошкина, образовалась в результате нескольких ударных воздействий, следующих один за другим, то есть повреждения головы причинены не одномоментно, при этом повреждения у погибшего Мошкина располагались в различных анатомических областях. Ряд экспертов также пришли к выводу, что указанная травма при самопроизвольном падении Мошкина из положения стоя исключается.
Более того, в ходе предварительного следствия была проверена версия Калантаева относительно произошедшего, а также относительно его действий с погибшим, при этом эксперты пришли к однозначному выводу, что полученные Мокшины повреждения не могли образоваться при обстоятельствах, изложенных подсудимым Калантаевым. <…>
При таких обстоятельствах суд находит доводы стороны защиты о том, что между действиями Калантаева и смертью Мошкина отсутствует связь, несостоятельными.
Показания потерпевшей Мошкиной (вдовы умершего) и ряда свидетелей в части неконфликтности подсудимого Калантаева входят в противоречие с показаниями свидетеля Ф., которому в ходе бытового конфликта Калантаев нанес удары. Указанные обстоятельства указывают на то, что у подсудимого формируется различное поведение исходя из окружающей обстановки и происходящего.
Наличие у Калантаева умысла на причинение тяжкого вреда здоровью вытекает из локализации телесных повреждений, а также нанесения ударов в жизненно важные части тела.
<…> На причинение потерпевшему Мошкину подсудимым смерти по небрежности указывают конкретные обстоятельства дела, а также исследованные в судебном заседании доказательства. Так, в суде было установлено, что после произошедших событий в квартире Мошкина Калантаев не пытался сам вызвать сотрудников медицинских учреждений, что подтверждается полученными в ходе предварительного следствия соединениями между абонентскими номерами, несмотря на наличие у потерпевшего Мошкина повреждений и его состояние, при этом подсудимый не мог не понимать, что при неоказании потерпевшему своевременно надлежащей медицинской помощи возможно наступление его смерти. <…>»
Позиция защиты и отмена приговора
Защитники Калантаева обжаловали приговор в апелляционную инстанцию, но она оставила приговор в силе. Тогда защита обратилась с кассационной жалобой. При этом в кассационной жалобе защита смогла указать на многочисленные ошибки в оценке доказательств, которые привели к неправосудному приговору.
Противоречия и ошибки в экспертизах. Ключевые доводы защиты касались главных доказательств по делу: судебно-медицинских экспертиз, комиссионной комплексной медико-криминалистической и ситуалогической экспертиз. В 11 СМЭ в большей или меньшей степени эксперты утверждали, что умерший получил травмы, ссадины и синяки из-за ускорения, которое предали его телу соударения с неустановленными предметами в неустановленном порядке. Иными словами, по версии данных экспертов, обвиняемый мог «затолкать» погибшего до смерти.
Вместе с тем защита указала, что суд необоснованно не учел, что эксперт-паталогоанатом, единственный, кто видел труп, категорически отверг какое-либо избиение погибшего. На теле отсутствовали ссадины, только внутренние повреждения. В материалах дела имелось еще несколько заключений и особых мнений экспертов, согласно которым никаких признаков избиения Мошкина нет, как нет и причинно-следственной связи между полученным им ушибом головы и смертью. При этом именно комиссия экспертов СМЭ ДЗ г. Москвы полностью разошлась в выводах с коллегами из военно-экспертного учреждения, заключение которых стало главным обвинительным доказательством.
ИЗ КАССАЦИОННОЙ ЖАЛОБЫ ЗАЩИТЫ. «<…> показаниями эксперта К. <…> установлено, что он входил в состав комиссионной судебно-медицинской экспертизы <…> от 31 июля 2007 года Бюро СМЭ ДЗ г. Москвы. Данный эксперт подтвердил выводы указанной экспертизы, указав, что наступление смерти Мошкина обусловлено в том числе развившейся сердечной недостаточностью, что обосновано запредельным увеличением размеров и веса сердца, степенью кровенаполнения органов, явлениями отека легких, печени, поджелудочной железы. Сердечная недостаточность у Мошкина была до получения закрытой черепно-мозговой травмы. Сочетание имевшейся сердечной недостаточности с тяжелым алкогольным опьянением (4.6 промилле) привело к ее декомпенсации, в этот же момент возникла закрытая черепно-мозговая травма, и все три фактора обусловили смерть Мошкина. Кровоизлияния в субдуральном пространстве имели место по всем поверхностям полушарий. Эти кровоизлияния составили комплекс черепно-мозговой травмы и не являются следствием травматических воздействий „в передних отделах“ височных областей, так как они не составляют комплекс инерционной черепно-мозговой травмы. <…> Иначе говоря, эксперт обоснованно считает, что Мошкин всего один раз упал и ударился затылком, а спереди его никто больше не бил и умер Мошкин вообще не от травм. <…> Повреждения ребер Мошкина возникли в результате общей дифференции грудной клетки, в результате сдавления груди спереди назад во время проведения непрямого массажа сердца, с приложением силы на уровне 5-го ребра слева от грудины при случайной атипичной укладке больного; непрямой массаж сердца проводился неподготовленным для этого человеком (Калантаевым). Данный вывод был сделан на основании детального анализа характера перелома ребер и мягких тканей груди Мошкина <…> При этом обнаруженные в мягких тканях груди кровоизлияния различной давности (от 1,5 суток до 2-х недель) оценены с учетом постоянного применения Мошкиным лекарственного средства „Варфарин“. <…> Одновременное нахождение в организме алкоголя и лекарственного средства „Варфарин“ во много раз усиливает действие указанного препарата. Это означает, что способность крови свертываться подавляется и выход крови из сосудистого русла (образование кровоподтеков) значительно облегчается <…>»
Еще при рассмотрении дела в суде первой инстанции защита представила документацию о количестве болезней, которыми страдал умерший. Ему был поставлен диагноз не только сердечной недостаточности, но еще нескольких заболеваний, включая ожирение 3-й степени (вес — 135 кг). Адвокаты представили данные о том, что Мошкин принимал препарат «Варфарин», который разжижает кровь и назначается сердечно-сосудистым больным в целях снижения риска инфаркта и инсульта. При этом длительное употребление препарата может приводить к хрупкости костей черепа (остеопорозу), кровотечениям и кровоизлияниям. Защита смогла настоять на допросе свидетелей, которые подтвердили, что у Мошкина часто случались кровотечения.
Защитник, адвокат Алексей Куприянов, сам проверил все расчеты и нашел серьезные изъяны в выводах комиссионной комплексной медико-криминалистической экспертизы, как методические, так и арифметические. По утверждению экспертов, повреждение черепа у Мошкина образовалось в результате вертикально направленного удара в теменную область слева в проекции кровоизлияния в мягкие ткани силой в 1860 кгс. Это превышает приблизительно в три раза предельную силу в 546 кгс, которая могла по их расчету возникнуть при ударе головой с высоты собственного роста Мошкина на деревянный пол.
Но при расчете отношения (K) скорости с высоты роста Мошкина (V1 = 6,0) к скорости при перемещении (V2 = 0,01) эксперты получили 60, вместо правильных 600 (6,0: 0,01 = 600). Далее, умножив в 10 раз меньше правильного К (60) на вес головы 91 Н, они получили 5460 Н, или 546 кгс. Если бы расчет был правильный, то цифра получилась бы 54 600 Н, или 5460 кгс. Таким образом, эксперты должны были сделать вывод, что, исходя из роста Мошкина (1,85 м), он получил удар (1860 кгс), который в три раза слабее удара от падения с высоты собственного роста в 5460 кгс. Впоследствии на эту ошибку, которую можно было заметить даже без специальных знаний, обратит внимание только суд кассационной инстанции.
Давление на следствие. Неординарным аргументом в кассационной жалобе была ссылка на документ, который ставил под сомнение беспристрастность одной из повторных «обвинительных» экспертиз. Хотя кассация и не привела его в качестве основания для отмены судебных решений, он, думается, повлиял на ее решение.
Это был приобщенный к материалам дела рапорт следователя по делу, в котором тот прямо указал, что, после того как он назначил повторную медико-криминалистическую экспертизу в бюро СМЭ одного из городов, ему позвонил заместитель начальника этой экспертной организации. Эксперт сообщил следователю, что к ним в бюро приехал представитель военно-экспертного учреждения, который ранее являлся членом комиссии экспертов, проводивших экспертизу по трупу Мошкина. Звонивший сообщил, что нежданный визитер общался с заместителем начальника бюро по вопросам повторной экспертизы по этому же делу. В результате новое заключение полностью повторило прежнее, даже с той же арифметической ошибкой. Однако суд первой инстанции не придал этому значения.
Отсутствие мотива для совершения преступления. Важным доводом защиты было полное отсутствие у Калантаева мотива совершения преступления. Обвинение основано на том, что мать, отец Мошкина, а также зависимые от них лица характеризовали Калантаева отрицательно.
Однако большинство свидетелей, включая проживавших вместе с Мошкиным его жену и няню, говорили об обратном. Они отзывались о Калантаеве как о добром и неконфликтном человеке. Малолетний сын Мошкина был очень привязан к обвиняемому. При этом никаких данных о судимостях или иных прегрешениях Калантаева в деле не имелось.
Адвокаты указали, что Мошкин злоупотреблял алкоголем много лет, об этом говорили многочисленные свидетели. Таким образом, у Калантаева, который многие годы работал у умершего, «таскал его пьяного домой», не могла внезапно возникнуть усмотренная следствием неприязнь, вызванная опьянением Мошкина.
Наконец, Мошкин не только платил зарплату Калантаеву, но и снимал ему квартиру, платил за обучение его дочери. При таких обстоятельствах, как указала защита, Калантаев никак не мог быть заинтересован в том, чтобы нанести вред своему благодетелю. Смерть Мошкина не принесла ему никаких выгод.
Доказательства против события преступления. Отдельно защита аргументировала свой довод об отсутствии события преступления.
По мнению защиты, на это прямо указывали, например, данные сотрудников полиции и медиков скорой помощи, которые не увидели никаких признаков криминала на месте происшествия.
ИЗ КАССАЦИОННОЙ ЖАЛОБЫ. «<…> Показания сотрудника МВД С. <…> «В ходе осмотра <…> На полу спальной комнаты, стенах и предметах мебели следов крови видно не было, как и во всей квартире. В спальной комнате, где лежал труп, ничего подозрительного не было, вещи стояли на своих местах, каких-либо следов борьбы, подозрительных вещей в комнате не было. Все предметы в комнате были целы, повреждений на стенах и предметах интерьера видно не было. После осмотра квартиры и трупа, ввиду отсутствия признаков насильственной смерти Мошкина, следственно-оперативную группу было решено не вызывать. С. составил протокол осмотра трупа с участием понятых <…> показания сотрудника МВД В. <…> Никаких следов борьбы, сдвинутой или разбитой мебели, брызг или потеков крови в комнате не было. На постели лежало откинутое одеяло, было видно, что на постели кто-то лежал. Следов крови на постельном белье <…> не видел <…>«»
Особо подчеркнула защита и несостоятельность проведенных по делу следственных экспериментов на месте происшествия.
ИЗ КАССАЦИОННОЙ ЖАЛОБЫ. «<…> В целом по делу суд полностью игнорировал принцип ч. 3 ст. 14 УПК о толковании всех сомнений в пользу подсудимого.
Был произведен даже безобразный следственный эксперимент (не путать с не менее безобразным „экспертным экспериментом“ в СМЭ военных врачей). Трезвый молодой статист спортивного телосложения „падал“ туда, куда ему показывали. И после падения здорового трезвого статиста (заметим, не профессионального каскадера, а неумелого первого встречного), после падения из очередного частного, но признанного следствием достаточно вероятным положения (всех возможных положений ни придумать, ни исполнить невозможно), экспериментаторы смотрели, каким местом головы статист „приложился“. А вернее, статист, конечно, даже и не падал — место его падения и удара рассчитывали приблизительно „на глаз“ прикладыванием тела. <…>
Прямое нарушение требований статьи 181 УПК. Эксперимент проводился не „путем воспроизведения действий, а также обстановки или иных обстоятельств определенного события“, так как у события не было очевидцев. Никто не знал, ни откуда умерший упал, ни как падал. Уже одно то, что статист не находился в состоянии опьянения тяжелой степени и не весил 130 кг, исключает всякое доказательственное значение эксперимента <…>»
Решение кассации. Президиум Могорсуда согласился со многими доводами защиты. В своем постановлении он указал, что нельзя согласиться с выводами суда первой инстанции об отсутствии противоречий в выводах экспертиз, показаниях экспертов и специалистов. Безусловно верным было замечание защитника о том, что в заключении комиссионной комплексной медико-криминалистической и ситуалогической экспертиз допущена арифметическая ошибка, повлиявшая на вывод экспертизы.
Но это была не единственная претензия к экспертизам.
ИЗ КАССАЦИОННОГО ОПРЕДЕЛЕНИЯ. «<…> судом исследовано и положено в основу приговора заключение специалиста — эксперта отдела комиссионных судебно-медицинских экспертиз Бюро СМЭ ДЗ г. Москвы, имеющего стаж работы по специальности более 32 лет, высшую квалификационную категорию по специальности судебно-медицинская экспертиза, ученую степень доктора медицинских наук, ученое звание доцента, профессора кафедры судебной медицины лечебного факультета ФГБОУ ВО Первый МГМУ им. И. М. Сеченова, Н.М.Н., согласно которому локализация и характер повреждений головного мозга на трупе М.В.В. доказывают, что тяжелая черепно-мозговая травма у М.В.В. имеет все признаки инерционной травмы, то есть повреждения головного мозга и его оболочек сформировались в результате общей деформации черепа, что могло быть при падении из вертикального положения навзничь и ударе задней частью теменной области головы о широкую (преобладающую) поверхность тупого предмета. Характер и топография повреждений черепа и головного мозга на трупе М.В.В. свидетельствуют об однократном падении потерпевшего из вертикального или близко вертикального к таковому положению и соударении задней частью теменной области головы о преобладающую (широкую, плоскую) поверхность тупого предмета. Выявленные у М.В.В. переломы ребер и кровоподтеки на груди вполне могли сформироваться в результате неумелого проведения реанимационных мероприятий.
Ссылаясь на данные медицинской литературы, эксперт Н.М.Н. отметил, что длительный прием препарата „Варфарин“, который принимал М.В.В., может вызвать развитие остеопороза, который, в свою очередь, приводит к снижению прочности кости и повышению рисков переломов. Однако ответить на вопрос, оказал ли влияние длительный прием препарата „Варфарин“ на объем разрушений костной ткани М.В.В., не представляется возможным, поскольку при исследовании трупа М.В.В. этот вопрос не ставился.
В связи с изложенным Президиум не может не отметить, что в деле имеется распечатка инструкции препарата „Варфарин“, согласно которой частым проявлением побочных эффектов применения данного лекарства являются кровоизлияния. <…>»
Далее президиум указал, что никто из допрошенных свидетелей и потерпевших не подтвердил у Калантаева в день смерти Мошкина агрессивного состояния, конфликта с последним, неприязненных отношений и поводов к тому. То обстоятельство, что Калантаев не одобрял пристрастия Мошкина к употреблению спиртных напитков, не может свидетельствовать о возникновении у осужденного личной неприязни к Мошкину.
Постановлением от 15.06.2018 по делу № 44у-127/18 Президиум Мосгорсуда отменил решения нижестоящих судов и немедленно освободил обвиняемого из-под стражи. Свое решение он мотивировал тем, что Калантаев не содержался под стражей в ходе предварительного следствия, положительно характеризуется, ранее не судим и постоянно зарегистрирован в Московской области. Президиум направил дело на новое рассмотрение. К этому моменту Калантаев провел к колонии строгого режима девять месяцев.
Оправдательный приговор
При новом рассмотрении дела суд вынес оправдательный приговор. Поразительно то, что гособвинитель и в новом процессе через 13 лет после происшествия за несколько усмотренных им толчков опять требовал наказания в те же 10 лет лишения свободы. И в апелляции адвокаты матери Мошкина и прокурор вновь упирали на экспертизы, указывавшие на насильственный характер полученных Мошкиным травм головы, добавив новый мотив преступления: зависть шофера к успеху умершего и его материальному положению. И новый инструмент избиения — чугунную сковородку. Апелляционная коллегия Мосгорсуда определением от 16.04.2019 по делу № 10–3577/19 оставила оправдательный приговор в силе.
В своем решении коллегия отметила, что «органами предварительного расследования и стороной обвинения в судебном заседании не опровергнута версия о непричастности Калантаева к совершению преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 111 УК».
