Как защита добилась оправдания обвиняемого в служебном подлоге

За совершение служебного подлога — ст. 292 УК РФ — ежегодно привлекаются к ответственности около 600 человек. Это одна и самых применяемых статей гл. 30 УК РФ, наряду с составами взяточничества и злоупотребления должностными полномочиями.

Статья имеет свою специфику и требует выяснения, казалось бы, элементарного вопроса: является ли составленный должностным лицом документ официальным документом, удостоверяющим факты, влекущие юридические последствия.

Как показывает анализируемый ниже пример из судебной практики, этот вопрос может вызвать затруднение у правоприменителей и привести к необоснованному уголовному преследованию.

Искажение в акте или акта?

Как можно судить из судебных решений и документов, представленных стороной защиты по делу, обстоятельства дела в отношении судебного пристава-исполнителя Людмилы Мальцевой¹, выглядели следующим образом. Судебный пристав вела исполнительное производство на основании исполнительного листа, полученного от отца ребенка, который указывал, что мать препятствует его общению с их общей дочерью, установленному судебным решением. Далее последовала жалоба отца в прокуратуру, в которой он указал, что судебный пристав Мальцева бездействует. Прокуратура занялась проверкой работы судебного пристава и затребовала весной 2011 года материалы исполнительного производства. В материалах прокуроры нашли «акт совершения исполнительных действий» от  15.12.2010, из которого следовало, что судебный пристав Мальцева опросила малолетнюю дочь Валентины Барановой. Дочь указывала на то, что отец не общается с ней лично, а только звонит по телефону. При этом в акте были подписи понятных. По-видимому, прокуратура проверила, являются ли эти подписи подлинными, связавшись с теми, кто был указан в качестве таковых, и, получив отрицательный ответ, решила, что в акте содержатся ложные данные.

Материалы проверки были переданы в следственный отдел СК РФ, который изначально возбудил уголовное дело по ч. 1 ст. 286 УК РФ (превышение должностных полномочий). Спустя 4 месяца следствие перекфалифицировало действия пристава и предъявило Мальцевой обвинение в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 292 УК РФ (служебный подлог, то есть внесение должностным лицом, а также государственным служащим или муниципальным служащим, не являющимся должностным лицом, в официальные документы заведомо ложных сведений, а равно внесение в указанные документы исправлений, искажающих их действительное содержание, если эти деяния совершены из корыстной или иной личной заинтересованности).

Позиция и доказательства обвинения

Позиция обвинения состояла в том, что Мальцева умышленно внесла заведомо ложные сведений об опросе в присутствии понятых несовершеннолетней в акт совершения исполнительных действий, который заверила своей подписью и представила его в прокуратуру в связи с рассмотрением жалобы отца ребенка.

Обвинение настаивало на том, что судебный пристав внесла заведомо ложные сведения именно в официальный документ. Обвинение привело обоснование относительно того, почему акт выхода по месту жительства (нахождения) должника и акт совершения исполнительных действий являются официальными документами. Официальный документ должен отвечать определенным требованиям, которые в данном случае регламентированы приказом ФССП России от  30.01.2008 № 26 «Об утверждении методических рекомендаций о порядке использования примерных форм процессуальных документов, необходимых для учета, ведения, формирования и хранения материалов исполнительного производства».

В данном акте, как утверждало обвинение, фиксируется совершение приставом юридически значимых действий, а также закрепляются установленные приставом фактические обстоятельства. Акты совершения исполнительных действий предоставляют судебному приставу-исполнителю в совокупности с иными документами право окончить исполнительное производство. Акты, согласно приказам, составляются судебным приставом-исполнителем в случае необходимости фиксации совершаемых им юридических действий, как форма закрепления установленных им фактических обстоятельств, а судебный пристав-исполнитель является должностным лицом органа исполнительной власти.

«Таким образом, — указал следователь, — подложный акт составлен на бланке установленной формы, имеет все необходимые реквизиты, присущие официальным документам».

Мотивом совершения преступления обвинение назвало личную заинтересованность пристава, выразившуюся «в желании показать свою работу по исполнительному производству, а точнее желании завысить процент фактического окончания по исполнительным производствам, обеспечить достижение установленного задания по окончанию исполнительных производств и избежать дисциплинарной ответственности, создавая тем самым условия для улучшения результатов своей служебной деятельности и применения к ней мер поощрения». Чтобы доказать это, следствие сослалось на положение совместного постановления Министерства труда и социального развития РФ № 60 и Минюста России № 1 от  15.08.2002 «Об утверждении норм нагрузки судебных приставов».

В качестве доказательств следствие представило показания понятых, которые пояснили, что не подписывали акт совершения исполнительных действий приставом Мальцевой. Впрочем, сама судебный пристав не отрицала того факта, что вписала фамилии понятых в акт со слов матери, которая назвала фамилии своих знакомых.

Вместе с тем судебный пристав сослалась на ст. 59 Федерального закона от  02.10.2007 №  229-ФЗ «Об исполнительном производстве», которая обязывает пристава привлекать понятых только в случае совершения исполнительных действий и применения мер принудительного исполнения, связанных с вскрытием нежилых помещений, занимаемых должником или другими лицами либо принадлежащих должнику или другим лицам, жилых помещений, занимаемых должником, осмотром имущества должника, наложением на него ареста, а также с изъятием и передачей указанного имущества.

Расследование дела несколько раз приостанавливалось. Как позже укажет защита, в качестве шаблона для обвинительного заключения следствие взяло за основу и практически дословно воспроизвело текст одного из опубликованных в интернете приговоров, которым была осуждена пристав-исполнитель из  Ямало-Ненецкого автономного округа за фальсификацию 42 постановлений.

Тем не менее расследование уголовного дела было завершено к концу 2013 года, а в феврале 2014 года было рассмотрено городским судом.

Позиция защиты и судов

Доводы защиты, которые явились основанием для оправдательного приговора и решения апелляционной инстанции, свелись к двум основным аргументам. Во-первых, защита настаивала на том, что акт исполнительных действий не является официальным документом, влекущим юридические последствия. Во-вторых, информация, указанная в акте, не является ложной, так как опрос малолетней дочери действительно имел место. Поэтому даже в случае признания того, что в акте указаны недостоверные данные о дате его составления и понятых, информация об опросе (исполнительном действии) в нем была достоверной.

Содержание документа выше формы. Прежде всего, защита указала на то, что даже добытые и представленные следствием доказательства подтверждают тот факт, что Мальцева действительно проводила опрос девочки и достоверно описала его в акте совершения исполнительных действий. Так, на очной ставке мать девочки показала, что находилась дома, когда ей позвонила судебный пристав Мальцева и попросила приехать в отдел судебных приставов, но та сообщила, что не может. Тогда Мальцева сказала, что она сама приедет за ними и приехала к ней вместе с коллегой, после чего она вместе с дочерью проехали в отдел судебных приставов, где опросили дочь в ее присутствии. На очной ставке с судебным приставом-исполнителем, присутствовавшем в ходе опроса и поставившим свою подпись в акте, мать девочки еще раз подтвердила факт опроса, а также дополнила свои показания тем, что в акте исполнительных действий, который был ей предъявлен, сведения о том, что отец уклоняется от встреч с дочерью, являются правдивыми и соответствуют действительности.

Эти данные дали основания судам первой и апелляционной инстанций отвергнуть предположение обвинения о заведомой ложности изложенных в акте сведений.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ ДЕЛА: «Свидетель <…> (мать несовершеннолетней — Примеч. ред.) подтвердила, что судебным приставом-исполнителем Мальцевой в ее присутствии, хотя и без понятых, 29.12.2010 проводилась беседа с дочерью по поводу общения с отцом. Именно сведения об обстоятельствах общения дочери с отцом отражены в акте совершения исполнительных действий от  15.12.2010. Этот факт суд признал установленным и он не оспаривается стороной обвинения.

В связи с этим вывод суда об отсутствии в акте совершения исполнительных действий от  15.12.2010 заведомо ложных сведений является правомерным, поскольку искажение даты акта и указание в нем о понятых применительно к сути этого документа не образует состава преступления, предусмотренного ст. 292 УК РФ».

Из приведенных выше сведений относительно указания даты акта ( 15.12.2010) и даты собственно проведения опроса, названной матерью дочери ( 29.12.2010) можно предположить, что судебный пристав в действительности провела опрос позже, чем было указано в акте. Но, как указал выше суд, это не свидетельствует о совершении преступления.

Акт — не официальный документ. Из содержания судебных решений можно понять, почему судебные инстанции согласились с доводом о том, что акт, в котором Мальцева зафиксировала лишь опрос ребенка, не является официальным документом.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ ДЕЛА: «Доводы государственного обвинителя о том, что акт совершения исполнительных действий является официальным документом, не являются убедительными, поскольку, содержащиеся в акте от  15.12.2010 сведения со слов матери несовершеннолетней об обстоятельствах общения со своим отцом сами по себе являются достоверными, а  каких-либо существенных правовых последствий такие сведения не влекут.

На основании такого акта могли быть выполнены исполнительные действия, влекущие существенные последствия: принятие мер к должнику в случае уклонения от выполнения решения суда, приостановление исполнительного производства, окончание исполнительного производства и другие.

Однако оснований для этого не имелось, при этом Т. является малолетней и исполнительное производство по исполнительному листу по обеспечению осуществления родительских прав отца в отношении своей дочери могло быть окончено только по достижении совершеннолетнего возраста дочери или по заявлению взыскателя.

Необходимость составления Мальцевой акта совершения исполнительных действий ввиду проверки Пушкинской городской прокуратурой в связи с жалобой отца прямо следует из формулировки предъявленного ей обвинения, а при таких обстоятельствах составление ею Акта совершения исполнительных действий от  15.12.2010 тем более не влекло каких-либо юридически значимых последствий для иных лиц.Вывод суда в этой части соответствует разъяснениям Пленума Верховного Суда Российской Федерации, изложенным в п.3 5 Постановления от  09.07.2013 № 24 „О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях“, согласно которым предметом преступления, предусмотренного ст. 292 УК РФ, является официальный документ, удостоверяющий факты, влекущие юридические последствия в виде предоставления или лишения прав, возложения или освобождения от обязанностей, изменения объема прав и обязанностей.Ссылка на приказ Федеральной службы судебных приставов от  30.01.2008 № 26 никоим образом не опровергает вывода о том, что составленный Мальцевой Акт совершения исполнительных действий от  15.12.2010 не является официальным документом, — что следует как из самого названия методических рекомендаций, так и из их содержания. К тому же именно этот приказ утратил силу 31.01.2011, то есть еще в период вмененного Мальцевой преступления. Но и действующий приказ ФССП России <…> не меняет сути составленного Мальцевой Акта совершения исполнительных действий от  15.12.2010».

Справедливости ради отметим, что в судебном заседании были установлены противоречия в показаниях коллег подсудимой, которые говорили о том, что понятые приходили позже и расписывались в акте, и показаниях самих понятых, которые это отрицали.

Однако суд, со ссылкой на то, что акт совершения исполнительных действий сам по себе не является официальным документом, не посчитал эти противоречия доказательством совершения преступления, предусмотренного ст. 292 УК РФ.

Отсутствие мотива совершения преступления. Необходимо отметить еще один важный аргумент защиты, который прозвучал в данном деле. Защита совершенно справедливо указала на неверность довода обвинения относительно юридических последствий составленного акта.

Исполнительное производство по обеспечению осуществления родительских прав в отношении ребенка длится до достижения последним совершеннолетия и может прекращаться и возобновляться до этого неограниченное количество раз в зависимости от складывающихся обстоятельств и заявления взыскателя. Такова природа длящихся правоотношений.

Защита указала, что составленный акт фиксировал лишь детали общения ребенка с отцом, но это никак не ускоряло и не замедляло процесс исполнения. В тот момент времени у судебного пристава на исполнении находилось более 2 тысяч производств, 100 из которых она завершала ежемесячно без всяких особых заданий, поэтому в подделке акта «для улучшения отчетности и показателей» не было никакого смысла. Никакие данные о том, что приставам-исполнителям установлены какие-либо задания по окончании исполнительных производств, обвинением представлены не были.

Наконец, исполнительное производство по заявлению отца ребенка не было окончено и продолжалось на момент рассмотрения дела Мальцевой в суде.

Точку в деле поставила апелляционная инстанция Мособлсуда, которая в апреле 2014 года оставила оправдательный приговор в отношении Людмилы Мальцевой в силе. Впоследствии по иску оправданной суд также взыскал компенсацию за незаконное уголовное преследование.