Защитник добился оправдания обвиняемого в сбыте наркотиков после жалобы в ЕСПЧ
В 2017 году Европейский суд по правам человека вынес постановление от 30.11.2017 по делу «Климов и другие против России» (жалоба № 22625/07 и восемь других жалоб), где признал провокацию сбыта наркотиков по уголовным делам в отношении девяти российских граждан. Во всех случаях ЕСПЧ присудил компенсации россиянам в размере от 3000 до 3230 евро.
На основании постановления ЕСПЧ Председатель Верховного Суда РФ внес девять представлений в Президиум ВС РФ о пересмотре судебных решений по каждому делу ввиду новых обстоятельств (п. 4 ч. 2 ст. 413 УПК). Президиум ВС РФ отменил приговоры во всех случаях и отправил дела на новое рассмотрение.
Однако по итогам пересмотров только одно из девяти дел закончилось оправдательным приговором. Еще два суды прекратили в связи с отказом прокурора от обвинения, признав провокацию. В двух других делах суды переквалифицировали деяния, причем только в одном из них суд указал на незаконность действий оперативников. По остальным четырем делам суды отказались признавать провокацией действия сотрудников правоохранительных органов и снова вынесли обвинительные приговоры.
Подробности уголовного дела в отношении Алексея Секменова1 — единственного дела, которое в 2019 году закончилось оправдательным приговором, — рассказал адвокат Санкт-Петербургской городской коллегии адвокатов Алексей Добродеев. Он защищал Секменова с 2009 года и продолжает отстаивать его права в гражданском процессе против Минфина России о компенсации за незаконное уголовное преследование. Описание дела основано на доводах, которые адвокат использовал в документах защиты.
Судебные решения по остальным делам редакция «УП» описала в статье «Как суды отвергли решения ЕСПЧ и ВС РФ о провокации преступлений»
Версия обвиняемого
В 2009 году ко мне обратилась родственница Секменова и попросила взяться за его защиту в суде. Я узнал от нее, что Секменов употреблял запрещенные вещества, но их сбытом не занимался. Однако обвинение ему было предъявлено именно в сбыте наркотических средств, точнее, в покушении на их сбыт. К моменту обращения ко мне родственницы дело Секменова было направлено в суд, а сам он находился в следственном изоляторе, так как в отношении него была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. При посещении его в СИЗО он описал, как развивались события по его делу.
Ему на мобильный телефон позвонил ранее незнакомый человек, назвавшийся Мишаней. Звонивший попросил выручить — продать дозу наркотика, поскольку ему нужно было срочно избавиться таким способом от абстинентного синдрома. Секменов знал, у кого можно достать дозу вещества для личного потребления. Из сострадания к обратившемуся незнакомому человеку он согласился помочь ему достать через своего знакомого (Чернова) то, что он просил. Впоследствии Секменов узнал, что именно Чернов дал его номер телефона сотруднику милиции (это было еще до реформы в МВД и переименования милиции в полицию), который, представившись Мишаней, склонил к передаче наркотика.
Значительно позже, в ходе рассмотрения дела в суде, Секменов узнал, что оперативный сотрудник (назвавшийся Мишаней) потребовал от Чернова сообщить данные о любом наркозависимом человеке, чтобы провести в отношении него такую «операцию». При этом сотрудник милиции угрожал Чернову, что в случае отказа у него будут серьезные проблемы. Сотруднику было безразлично, кто поддастся на его провокацию. Его целью было склонить любого человека к контролируемой в ходе ОРМ продаже наркотика, создав тем самым видимость раскрытия серьезного преступления. Хотя ни преступления, ни его раскрытия на самом деле не было.
Позиция защиты
Очевидно, что сам Секменов не совершил бы инкриминируемых ему действий, если бы сотрудник милиции под видом наркозависимого лица не обратился к нему с предложением передачи наркотика, использовав при этом навыки в оперативной работе. А именно психологический прием вызова сострадания наркозависимого к такому же лицу.
В начале 2000-х годов подобные операции в отношении зависимых лиц были скорее правилом, чем исключением. В практике оперативной работы применялась схема, не считавшаяся в то время незаконной и которую и по сей день иногда используют.
Действительно, выявить, задержать и доказать торговлю наркотическими средствами и психотропными веществами было сложно всегда. Самым эффективным способом изобличения лиц, занимавшихся сбытом, у правоохранителей считалось проведение оперативно-розыскных мероприятий, в ходе которых фиксировался факт передачи запрещенного вещества. Вот только четкая регламентация таких мероприятий в законе отсутствовала. Как, впрочем, отсутствует она и сейчас. Ни Федеральный закон от 12.08.1995 № 144‑ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» (далее — Закон об ОРД), ни другие законодательные акты не содержат четкого определения оперативно-розыскных действий и регламентации их проведения. Фактически ничем не было запрещено участие оперативных сотрудников правоохранительных органов в подобных мероприятиях в качестве закупщика запрещенных веществ.
В декабре 2005 года ЕСПЧ вынес постановление по делу «Ваньян против Российской Федерации» — первое решение по делу, принятому ЕСПЧ в отношении России, по которому признана провокация со стороны сотрудников правоохранительных органов (постановление от 15.12.2005, жалоба № 53203/99). А в 2007 году в Закон об ОРД внесли изменения, запрещающие провокацию. Согласно ст. 5 Закона об ОРД, силовым органам запрещается «подстрекать, склонять, побуждать в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий (провокация)».
Сложилось впечатление, что эти изменения в законодательстве были приняты под влиянием вышеуказанного постановления ЕСПЧ и что правоохранительные органы больше не смогут так широко, как раньше, применять провокационные методы при проведении оперативно-розыскных мероприятий. Оптимистичные ожидания были и у меня, когда я взялся защищать Секменова.
Однако все оказалось сложнее. Свою практику ЕСПЧ впоследствии уточнил. По ряду жалоб он не установил провокации со стороны сотрудников спецслужб. Но я был глубоко убежден, что по делу моего клиента Секменова провокационные действия имели место.
Обвинительный приговор
В ходе следствия по делу Секменов не давал показаний, сославшись на право не свидетельствовать против себя (ст. 51 Конституции). В ходе допроса в суде он указал, что не имел наркотических средств для продажи, никогда не занимался сбытом. Он согласился передать вещество, полученное у Чернова, по просьбе ранее не знакомого ему человека — Мишани, обратившегося к нему по телефону.
Выборгский районный суд г. Санкт-Петербурга в декабре 2009 года признал Алексея Секменова виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 30 и п. «г» ч. 3 ст. 228.1 УК, и осудил к лишению свободы сроком на 5 лет без штрафа с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима.
В заседании суд ограничил защиту в возможности доказать провокационность действий сотрудника милиции, участвовавшего в оперативно-розыскном мероприятии. Так, суд отказал в удовлетворении ходатайства о вызове для допроса в качестве свидетеля Чернова, который передал Секменову наркотик и предоставил номер его телефона оперативнику «Мишане». Без показаний этого свидетеля и с учетом показаний других свидетелей — сотрудников милиции, а также свидетелей, выступавших в роли понятых при проведении ОРМ, суд расценил позицию моего подзащитного как попытку уйти от ответственности. Защита заявила ходатайство о признании недопустимыми доказательствами показаний понятых. Дело в том, что в суде они прямо ответили, что оперативники ранее неоднократно привлекали их к аналогичным мероприятиям. Но суд отклонил ходатайство защиты, так как не усмотрел в этом нарушения.
Отмена приговора
Санкт-Петербургский городской суд отменил приговор и направил уголовное дело на новое судебное рассмотрение в тот же суд в ином составе. Вышестоящий суд указал на то, что суд первой инстанции не выяснил вопрос об оперативном внедрении сотрудника милиции. Он также отметил, что районный суд не проверил сведения о формировании умысла осужденного на незаконный сбыт наркотических средств независимо от деятельности сотрудников правоохранительных органов.
Выводы кассации вселяли надежду на то, что при новом рассмотрении суд будет выяснять характер действий сотрудников милиции при проведении оперативно-розыскного мероприятия.
Второй обвинительный приговор
При повторном рассмотрении дела государственный обвинитель представил в суд для допроса свидетеля Чернова, который на тот момент содержался под стражей в следственном изоляторе также по обвинению в незаконном обороте наркотиков, однако не связанному с эпизодом передачи наркотика Секменову. Очевидно, обвинение рассчитывало на то, что он даст показания, изобличающие Секменова. Однако что-то пошло не так, и Чернов дал показания, полностью подтверждающие версию Секменова о провокационных действиях сотрудника милиции. В частности, он показал (далее цитата): «Мне позвонил оперативный сотрудник <указана фамилия>, попросил кого-нибудь подставить, то есть заставить продать наркотики. Я дал ему номер телефона Секменова. Тот позвонил Секменову через 20 минут. Как я понял по их разговору, они договорились о встрече».
Чернов, вероятно, не хотел говорить о том, что предоставил Секменову наркотики, что ставило его под угрозу привлечения к уголовной ответственности за это. Он показал, что только предложил Секменову передать звонившему ему лицу муляж наркотика, подложив вместо него сахар.
Однако этот допрос оказался для Чернова не последним. Гособвинитель заявил ходатайство о его повторном допросе в суде в присутствии оперативного сотрудника, который приобрел у Секменова наркотическое средство в ходе ОРМ. Суд удовлетворил ходатайство и через несколько дней Чернова доставили в суд для повторного допроса. Что происходило за эти дни, можно только догадываться. Было очевидно, что Чернов мог изменить показания в пользу обвинения. Но, несмотря на возможное давление на него, он в целом, хотя и более осторожно и путано, подтвердил свои предыдущие показания.
Защита повторно заявила ходатайство об исключении из доказательств материалов ОРД, которое суд первоначально отклонил как преждевременно заявленное. Суд счел, что ходатайство подлежит разрешению в совещательной комнате при вынесении решения по делу. В итоге суд в приговоре сделал вывод о том, что, несмотря на наличие в материалах оперативно-розыскной деятельности данных об оперативном внедрении, тем не менее, согласно показаниям сотрудников милиции, как проводившего ОРМ, так и участвовавшего в нем в качестве закупщика, фактически никакого оперативного внедрения не было. Но затем суд заявил о полном соответствии действий сотрудников милиции при проведении оперативно-розыскного мероприятия в отношении Секменова требованиям Закона об ОРД, не усмотрев провокации в их действиях. Свою позицию суд ничем не обосновал, ограничившись общими словами о соответствии этих действий требованиям закона.
Также суд никак не разъяснил, почему вывод об отсутствии оперативного внедрения свидетельствует об отсутствии нарушений закона. Казалось бы, если информация о противоправной деятельности Секменова не проверялась даже оперативными методами, то напрашивается противоположный вывод — о несоответствии действий сотрудников оперативной службы требованиям законодательства.
Приговором от 29.11.2010 по делу № 1–904/2010 районный суд вновь признал Секменова виновным в покушении на сбыт наркотиков и осудил к лишению свободы на тот же срок — на 5 лет.
В августе 2011 года Санкт-Петербургский городской суд оставил приговор без изменения (кассационное определение от 10.08.2011 по делу № 22–4834/402).
ИЗ КАССАЦИОННОГО ОПРЕДЕЛЕНИЯ. «Полученные результаты оперативно-розыскного мероприятия отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам уголовно-процессуальным законом, они свидетельствуют о наличии у осужденного умысла на незаконный сбыт наркотических средств, который сформировался у него независимо от деятельности сотрудников правоохранительных органов. Ссылки осужденного и защитника на показания Чернова не свидетельствуют о незаконности проведенного оперативно-розыскного мероприятия „проверочная закупка“ и о провокации преступления сотрудниками милиции.
Показания свидетеля Чернова о том, что ему неоднократно звонил сотрудник милиции <…> и требовал найти человека для продажи наркотиков, опровергаются показаниями свидетеля <…> (этого сотрудника милиции. — Прим. „УП“), пояснившего, что 18.03.2009 он звонил непосредственно Секменову, именно с ним договаривался о встрече; телефон Секменова ему передал сотрудник милиции <…>. Свидетель <…> пояснил, что знает Чернова как лицо, употребляющее наркотики, проживающее на территории <адрес> Санкт-Петербурга, ранее разговаривал с ним по телефону, однако именно 18.03.2009 он Чернову не звонил. Никакого давления с его стороны на Секменова по поводу продажи наркотического средства не оказывалось».
Позиция защиты
Как при первом рассмотрении дела, так и в последующих судебных заседаниях защита строила позицию на основании решения ЕСПЧ, которое указано выше. Европейский суд отметил в этом постановлении: «Если преступление было предположительно спровоцировано действиями тайных агентов и ничто не предполагает, что оно было бы совершено и без какого-либо вмешательства, то эти действия уже не являются деятельностью тайного агента и представляют собой подстрекательство к совершению преступления <…> Ничто не предполагало, что преступление было бы совершено без вмешательства О.З.».
В этом постановлении еще не было отточенных формулировок. Суд не разъяснил, что конкретно подразумевается под тем или иным термином, приведенном в его тексте. Лишь последующая прецедентная практика ЕСПЧ устранила все недосказанности, выработала четкий правовой механизм определения наличия провокации. Впрочем, несмотря на это, до настоящего времени позиция российских судов в лучшую сторону существенно не изменилась. Они во многих случаях не хотят напрямую применять правовые позиции Европейского суда, невзирая на прямое указание об этом в ч. 4 ст. 15 Конституции и в соответствующем разъяснении, содержащемся в постановлении Пленума ВС РФ от 27.06.2013 № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней». При рассмотрении конкретных уголовных дел суды занимают обычно позицию, сводящуюся к тому, что в постановлениях ЕСПЧ описываются ситуации, отличающиеся от обстоятельств, установленных в рассматриваемом деле, в связи с чем оснований для признания провокации в отношении подсудимого, по их мнению, нет.
Несмотря на доводы защиты о наличии признаков провокации в деле Секменова и предложение учесть при принятии решений по делу правовую позицию ЕСПЧ, суды первой и кассационной инстанций в своих промежуточных и окончательных решениях даже не упомянули о правовой позиции Европейского суда о провокации.
Жалоба в ЕСПЧ
В своей жалобе в Европейский суд по правам человека в защиту интересов Секменова я указал на то, что до начала проведения оперативно-розыскного мероприятия в отношении Секменова сотрудники правоохранительных органов не располагали данными о его противоправной деятельности в сфере незаконного оборота наркотических средств. Их утверждения в суде о наличии секретной информации по этому вопросу, не подлежащей, с их точки зрения, разглашению в суде, суд не имел права принимать во внимание. Дело в том, что такая информация, даже согласно позиции допрошенного в суде в качестве свидетеля-оперативника, была получена в день проведения оперативно-розыскного мероприятия и никак не проверялась. Причем она относилась к Секменову лишь предположительно, поскольку тайный осведомитель сообщил сотруднику оперативной службы лишь имя, совпадающее с именем Секменова, заявив, что человек с таким именем якобы занимается сбытом наркотиков.
Также в жалобе я указал на то, что действия Секменова по передаче наркотиков Мишане, который на самом деле являлся сотрудником милиции, спровоцировал сам сотрудник в рамках заранее спланированной операции. Без этих провокационных действий Секменов не стал бы их передавать.
Наконец, в жалобе пришлось указать, что решение о проведении ОРМ «проверочная закупка» принимал не независимый орган, а тот же самый орган милиции, который и проводил мероприятие.
Тесты ЕСПЧ о провокации
Ко времени подачи жалобы защиты Европейский суд уже принял прецедентное постановление от 04.11.2010 «Банникова против Российской Федерации» (жалоба № 18757/06). В нем ЕСПЧ сформулировал критерии признания наличия провокации со стороны сотрудников спецслужб — так называемые тесты:
- наличие предварительной информации о вовлеченности лица в преступную деятельность;
- установленный государством на законодательном уровне порядок получения разрешения на проведение оперативных мероприятий и их документирование;
- характер действий сотрудников, проводящих оперативно-розыскные мероприятия, и их агентов, который не должен превышать степени присоединения к действиям и ни в коем случае не достигать степени инициирования преступления.
Таким образом, наличие всех трех тестов, на основании которых выявляется наличие провокации со стороны сотрудников правоохранительных органов, по делу Секменова имело место, и я указал на них в жалобе.
Решение ЕСПЧ
Ждать решения Европейского суда по правам человека пришлось долго. В марте 2014 года Секменов вышел на свободу, полностью отбыв срок назначенного ему наказания. И только через три с половиной года после этого, 30.11.2017, ЕСПЧ вынес постановление по делу № 22625/07 «Климов и другие против России», в котором одновременно рассмотрел дела в отношении девяти заявителей из России, в том числе и Секменова. Суд признал нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция), установив подстрекательство со стороны агентов правоохранительных органов государства.
Европейский суд указал, что отсутствие в российской правовой системе ясной и предсказуемой процедуры санкционирования проверочных закупок является структурной проблемой, которая не позволяет судам давать эффективную оценку заявлениям о провокации. Он сослался на правовые позиции относительно нарушений, связанных с процедурой разрешения и проведения проверочных закупок наркотических средств, изложенные в других его постановлениях, принятых в отношении России («Лагутин и другие против России», «Веселов и другие против России», «Лебедев и другие против России», «Еремцов и другие против России»). ЕСПЧ пришел к выводу о том, что рассмотрение уголовного дела в отношении Секменова не соответствовало понятию справедливого судебного разбирательства.
Новое рассмотрение дела и оправдательный приговор
После того как ЕСПЧ вынес постановление по делу «Климов и другие против России», Президиум ВС РФ постановлением от 16.05.2018 № 40-П18 отменил приговор районного суда и кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам городского суда в отношении Секменова, и уголовное дело было передано на новое судебное рассмотрение в суд первой инстанции в ином составе суда. В своем решении Президиум указал, что ЕСПЧ установил нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции в связи с тем, что суды не осуществили эффективной проверки доводов о провокации при проведении оперативно-розыскного мероприятия «проверочная закупка».
При новом судебном рассмотрении дела Выборгский районный суд г. Санкт-Петербурга приговором от 21.05.2019 по делу № 1–36/2019 оправдал Алексея Секменова по обвинению в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 30 и п. «г» ч. 3 ст. 228.1 УК.
На этот раз в обоснование своего решения об оправдании Секменова он привел все те доводы, которые ранее выдвигала защита, но отвергали суды. В частности, указал на провокационные действия сотрудников правоохранительных органов, в связи с которыми был сформирован умысел Секменова на передачу наркотика. Суд отметил, что правоохранители не имели предварительной информации до проведения ОРМ о противоправной деятельности обвиняемого, а понятые участвовали в ОРМ незаконно, так как привлекались к этому на постоянной основе и были наркозависимыми. Суд признал недопустимыми доказательствами протоколы процессуальных действий, проведенных с участием этих понятых. Также он выявил противоречия в показаниях свидетелей обвинения, в частности сотрудников милиции, данных ими в разное время.
Санкт-Петербургский городской суд апелляционным определением от 24.07.2019 по делу № 22–5183/2019 прекратил производство по делу в связи с отзывом государственным обвинителем своего апелляционного представления. Оправдательный приговор вступил в законную силу.
Такой финал этого чрезвычайно долгого процесса стал возможен из-за настойчивости моего подзащитного. Думаю, коллеги согласятся, что не все наши клиенты готовы сражаться за справедливость так долго. С определенного момента мое участие в деле, включая и представительство в Европейском суде, фактически имело место в форме оказания профессиональной помощи pro bono. В награду получено значительное моральное удовлетворение от достигнутого результата
Гражданский процесс
Формально общий итог уголовного процесса по этому делу можно назвать успехом защиты. Но на проблему можно посмотреть шире.
Описывая переход дела из инстанции в инстанцию (включая ЕСПЧ), я упомянул о незаслуженных страданиях Секменова. Ведь понадобилось 10 лет на то, чтобы доказать незаконность обвинений в адрес подзащитного и незаконность приговора, по которому он отбыл наказание в виде 5 лет лишения свободы. Можно было бы употребить и другие термины, характеризирующие его страдания: неимоверные, невыносимые и т. п. Но это придало бы излишнюю эмоциональную окраску моему повествованию, которое все-таки не относится к художественному формату. Но и совсем не сказать о страданиях Секменова нельзя. И вот почему. Категория страдания относится не только к эмоциональной сфере, но и входит в круг вопросов, рассматриваемых в юриспруденции.
До заключения под стражу в 2009 году Секменов страдал целым рядом серьезных хронических заболеваний, включая ВИЧ, а также рядом других вирусных инфекций и заболеваний головного мозга и печени. Адекватного лечения в период отбывания наказания он не получал, поскольку пенитенциарная система просто не в состоянии обеспечить такое лечение, тем более если осужденный страдает не одним хроническим заболеванием, а сразу несколькими. Поэтому после отбывания наказания состояние здоровья Секменова значительно ухудшилось. Если бы это произошло с человеком, понесшим заслуженное наказание, то ответственность частично можно было бы возложить на него самого и увязать с совершением им преступления. Иное дело, когда по прошествии времени оказалось, что страданиям подвергался невиновный человек.
Встает вопрос о том, каким способом демократическое правовое государство, каким, согласно Конституции. является Российская Федерация, должно загладить вред, причиненный своему гражданину в результате ошибки сотрудников правоохранительных органов.
В соответствии со ст. 53 Конституции каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц.
На сегодняшний день рассмотрение иска в порядке гражданского судопроизводства по иску о компенсации морального вреда в связи с реабилитацией Секменова окончено в Выборгском районном суде г. Санкт-Петербурга (решение от 01.06.2020 по делу № 2–3060/2020). Суд частично удовлетворил иск и присудил оправданному чуть более 3,7 млн руб. за 10 лет уголовного судопроизводства. Однако ответчик в лице Минфина России обжаловал это решение, и чем закончится апелляционное рассмотрение еще непонятно.
